Как мегафонды стали для США инструментом контроля над Европой

В рамках нового проекта агентства "Россия сегодня" – РИА Аналитика – опубликован доклад "Американские мегафонды, или Кто похищает Европу", который освещает одну из ключевых, но малозаметных черт эволюции трансатлантических отношений в период после глобального финансового кризиса 2008 года. Это было потрясение, которое не могло не иметь критических последствий для США, Евросоюза и мира в целом. Тогда еще не было понятно каких. Но они имели прежде всего экономический характер, поставив уже тогда под большой вопрос глобализацию. Логично, что именно Америка первой сделала для себя выводы из возникших кризисных явлений – в конце концов речь шла о будущем ее глобальной гегемонии, столь явно столкнувшейся с тем, что принято называть "имперским перенапряжением сил".

Об избранной стратегии реагирования на этот вызов позволяет судить радикальная трансформация финансового сектора США, а именно появление мегафондов, таких как BlackRock, Vanguard и других, которые сосредоточили беспрецедентные ресурсы своих вкладчиков (на 2017-й ведущая пятерка располагала совокупными активами свыше 15 триллионов долларов), составили серьезную конкуренцию традиционным коммерческим и инвестиционным банкам, а также хедж-фондам, стали заметным шагом в направлении так называемого управленческого капитализма и в конечном счете взяли на себя роль квазигосударственного макрорегулятора.

Последний (хочется сказать: по аналогии с советским Госпланом) находит свое выражение в поддержании на плаву сланцевого сектора, который должен был бы рухнуть (вследствие своей закредитованности) в связи с резким ростом ставки ФРС, спровоцированным "санкционным бумерангом" в контексте украинского конфликта. Этого, однако, не произошло. Мегафонды покрывают свои расходы на поддержку сланцевой добычи нефти и газа за счет доходов от инвестиций в другие сектора экономики, причем не только американской.

Доклад как раз и посвящен внешней роли мегафондов на примере Европы, то есть в отношении европейских союзников США. На основе надежных статистических данных показано, что в первое десятилетие после кризиса 2008 года мегафонды, действуя рука об руку с правительственными структурами Соединенных Штатов, установили контроль над ведущими банками и компаниями реального сектора стран Евросоюза, включая Германию, посредством приобретения по весьма сходной цене их контрольных или блокирующих пакетов акций.

Таким образом, произошло незаметное переформатирование трансатлантических отношений в нечто похожее на "санирование" Японии как американского конкурента двумя десятилетиями ранее. Поэтому "транзакционная дипломатия" новой администрации Дональда Трампа "в равной мере в отношении союзников и противников" лишь концептуализирует данный тренд и выводит его в публичную плоскость, превращая НАТО в откровенный бизнес-проект и замахиваясь на территориальную целостность союзников, таких как Канада и Дания.

Можно судить о том, что США "закрывают" глобализацию как не отвечающую их коренным интересам и делают ставку на воссоздание экономической и технологической мощи в пределах собственных границ с параллельной территориальной экспансией. Притом что территория и ресурсы вновь обретают значение, а адаптация к изменению климата требует расширения выхода в Арктику, который позволил бы на равных конкурировать с Россией в этом регионе будущего.

В таком геостратегическом раскладе, который отдает приоритет экономическим, а не традиционным военно-силовым факторам, Европе отводится роль источника реиндустриализации Америки на новой, технологической основе. Будет ли Старый Свет перспективным рынком для США – большой вопрос в силу заметного обнищания европейцев и в высшей степени неопределенности по части путей решения накопившихся на континенте проблем, включая иммиграционную. Отсюда легко сделать вывод о мрачных перспективах НАТО и самого Евросоюза, драйвером которого служила экономическая мощь Германии.

Естественно, что немцы оказались в центре американской стратегии по реализации (капитализации) союзнических отношений применительно к качественно новой геостратегической парадигме. Случайно или нет, но украинский кризис стал своего рода ширмой подобной трансформации трансатлантических отношений. Он вроде как привел к их кратковременному укреплению – как вспыхивает свеча перед тем, как потухнуть.

Теперь ясно, что эта игра сыграна. Понимание этого растет и в самой Европе, в частности в Германии, но почему-то в отживших и уже не имеющих отношения к реальности военно-политических и идеологических категориях. Так, в недавно выпущенном и актуализированном под политику администрации Трампа исследовании лондонского Chatham House "Соперничающие видения международного порядка" признается, что проблемы Берлина начались с кризиса 2008-го. Теперь же, когда страна находится в "уникально уязвимом положении", можно ожидать, что "дела пойдут еще хуже".

Америка характеризуется как "ревизионистская в глобальном масштабе держава", демонстрирующая "хищнический добывающий империализм". И вывод: "Все выглядит как полный развал порядка, сложившегося после окончания холодной войны". И все это после заявки Берлина в феврале 2014 года (на очередной Мюнхенской конференции) на радикальный разрыв с внешнеполитическими ограничителями прошлого. Последовавший же украинский конфликт поднял требования к такой "гиперактивной" внешней политике на недосягаемую для Берлина высоту.

И, как показывает наш доклад, этот видимый надстроечный срез происходящего имел скрытые глубинные экономические корни для всего способа существования Германии, который сводился к трем столпам: аутсорсингу своей безопасности Вашингтону, зависимости от поставок российских энергоресурсов и ориентации экспорта на Китай. Все изменилось радикально и одновременно, как и для Европы в целом.